Новый год

nachnach.jpgВячеслав Антонов «Начало начал», - Самара: «Книга», 2011

Было 29 декабря 1976 года. Огромные мохнатые снежинки, размеренно кружась, мягко планировали и приземлялись на белый саван, окутавший степь до самого горизонта. Обычно в это время года свирепый северный ветер приносил вьюгу, которая не унималась неделями. Дороги заносило метровым слоем снега, в котором вязли мощные «Уралы».

В такие дни офицеры дежурных сил нашей дивизии были вынуждены надеяться только на то, что смена не задержится более чем на двое-трое суток. Но сегодня высшие существа были благосклонны к нам. Мы поспевали домой, к праздничному столу, елке и Деду Морозу в исполнении прапорщика нашего батальона, который разносил подарки в офицерские семьи. Небольшие кулечки с дефицитными мандаринами и горстью шоколадных конфет.

Я стоял у окна и сквозь противоминную решетку наблюдал почти пасторальную картину божественного успокоения природы. На душе было легко. Станция не капризничала, связь со спутниками уверенно поддерживалась боевым расчетом, и мерно гудящие электромашинные усилители подчеркивали надежность функционирования оборудования. Мне было 26 лет. Я был здоров и энергичен, как молодой бычок. Летом светил дембель, завершающий двухлетний период службы в ракетных войсках стратегического назначения. Громко, конечно, сказано. Просто я – старший лейтенант-двухгодичник, восполняющий хронический недостаток профессиональных офицерских кадров в вооруженных силах. Вся жизнь еще впереди. Она так же безгранична, как и эта степь, одетая в сказочные новогодние одежды. В такие редкие минуты жизни начинаешь думать о боге и о его заботливом внимании к твоей скромной персоне.

В час дня солдаты заварили чай и принесли мне в дежурку. Обжигаясь, я наслаждался горячим чаем и слушал свистящее радио, сквозь шумы которого прорывался Муслим Магомаев с модной в то время песней «Светит незнакомая звезда». Через три часа я сдавал дежурство своему напарнику лейтенанту Савчуку, который пока сладко посапывал в офицерской спаленке. Я уже представлял себе, как лягу на скрипучую железную кровать, открою книжку и начну мерно погружаться в сладкую дрему. Шесть часов безмятежного сна мне гарантировались боевым уставом ракетных войск. И в это время в дверь постучали. Просунулась голова рядового Хатамова, который почти заорал мне в лицо:
– К нам командир, товарищ старший лейтенант! И Бутко с ним, и еще кто-то!

Внезапное появление командира батальона майора Боброва, да еще в окружении своих помощников, не особенно обрадовало меня. Могли дать нагоняй по любому поводу. Даже если его и нет.

Единственное, что я успел, – это подтянуть штаны и нацепить офицерскую пилотку, в которой нас заставляли нести боевое дежурство. В чем смысл этого правила, я не мог постичь своим скудным умом. Очевидно, на голове офицера всегда должна находиться какая-нибудь нахлобучина, скрывающая секретные мысли от вероятного противника.

Я выскочил в коридор, стараясь опередить приход начальства, но опоздал. В предбаннике нежданные гости уже отряхивались от снега, громко похлопывая себя по мокрым шинелям. Вместе с командиром майором Бобровым к нам пожаловали начальник станции спутниковой связи капитан Бутко и капитан Лавров из особого отдела. Строгий взгляд майора Боброва искал сменного инженера, то бишь меня, ожидая рапорта. Сделав навстречу начальству три плохо исполненных строевых шага, я приложил руку к виску и отрапортовал, что расчет несет боевое дежурство и происшествий нет. Внезапно возникла пауза, в течение которой я не знал, что делать. Мои начальники молча и с интересом разглядывали меня, как инопланетянина. Из-за двери выглянул рядовой Хатамов. Его обычно узенькие глазки были расширены до невероятных размеров и наполнены ужасом.

– У тебя что на голове, старлей? — первым нарушил молчание Бобров.
– Как что? Пилотка! – мой ответ был прост, как сама правда.
– Да ты глянь на себя в зеркало!

Из-за отсутствия такого элемента роскоши как зеркало я осторожно поднял руки и начал ощупывать себя от ушей, постепенно приближаясь к макушке. К моему удивлению, вместо матерчатой пилотки с гордой эмблемой ракетных войск пальцы наткнулись на что-то жесткое и гладкое. О ужас! Я по ошибке надел монтажную каску. Вид мой был чрезвычайно импозантен: красная каска на голове, зеленая куртка офицера дежурных сил и такого же цвета галифе, заправленные в высокие теплые шерстяные носки. Картину гармонично дополняли стоптанные не одним поколением офицеров кожаные казенные шлепанцы. Моя экипировка, несомненно, говорила начальству о полной неготовности дать достойный отпор противнику, если он вздумает внезапно напасть на мою отчизну.

– Ну и видок у тебя, старлей! – Бобров произнес эту фразу осуждающе, но не строго. – Очень даже годится для новогоднего карнавала. А это что такое?

Взгляд командира переместился на огромный красочный плакат Софи Лорен, удобно разлегшейся на изящном диванчике почти в чем мать родила. Ее совершенные прелести прямо лезли из плаката в мужские глаза. Каждый соблазнительный элемент красавицы удобно располагался на отдельной изящной подушечке.

– Это великая итальянская актриса. Итальянский неореализм, – я решил продемонстрировать свой интеллектуальный багаж, накопленный на гражданке.

Командир пропустил мимо ушей мое пояснение. Он сосредоточился на воспоминаниях о прелестях прапорщика Нины Петровой, которая пользовалась в дивизии исключительно высокой популярностью. В последнее время у командира в особенности. «Да! – сладко вспоминал майор Бобров. – У Нинки будет, пожалуй, побольше».

Фривольные мысли Боброва были прерваны вступившим в разговор капитаном Лавровым, местным контрразведчиком и главным узнавателем тайных мыслей и дел офицеров нашей части. Мужик он был неплохой, но частенько перегибал палку и корчил из себя тайного агента международного масштаба. Как-то он пытался вызвать меня на откровения семейного плана, но получил отпор в виде жесткого ответа: «В моей семье американских шпионов нет». С тех пор не приставал, но ждал случая, чтобы отомстить. И случай ему представился как нельзя лучше.
– С дисциплинкой-то не очень, – проскрипел Лавров. – Не по уставу одеты, товарищ старший лейтенант. А это о многом говорит, о многом. Если не обо всем!

Неожиданно на помощь мне пришел командир.
– Брось, Лавров! Скоро Новый год! – умиротворяюще произнес Бобров. – Показывай хозяйство, старлей.

Я провел гостей по всей станции, уверенно демонстрируя почти полное незнание техники и документов. Смотреть на капитана Бутко было страшно. Мои ответы на вопросы Боброва и Лаврова вызывали на лице Бутко гримасы нечеловеческой боли. Но, надо отдать ему должное, Бутко ни разу не вступил в разговор, продемонстрировав корпоративную солидарность и этику. Он был моим прямым начальником. А своих не сдают. Иначе с тобой никогда не будут пить водку товарищи по оружию. Весьма серьезный аргумент в небольшом военном городке за пределами человеческой цивилизации.

– А теперь надо слегка согреться, – в полуприказном тоне сказал Бобров и быстро потер ладошки друг о друга.

Намек командира был прозрачен, как стакан родниковой воды. Ситуацию осложняло только то, что я находился на боевом дежурстве, где были строго-настрого запрещены только две вещи: спиртное и бабы. Я замялся, поглядывая на начальников. Особенно на Лаврова. Чувствуя, что дело упирается в него, капитан Лавров, покрутив головой, разрулил ситуацию:
– Не бойся, старлей. Нам можно, а тебе – как сам понимаешь.
– Ладно, соловья баснями не кормят! Организуй, товарищ старший лейтенант, закусочку и боевые сто грамм. Пять минут на сборы, – Бобров решил прямиком перейти к делу.
– Есть! – мне ничего не оставалось, как подчиниться. Вспомнился великолепный отрывок из общевойскового устава: «Приказ командира должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок».

Я вышел в коридор, не представляя, где взять закуску на трех здоровенных мужиков. Слава богу, спирта было вдоволь. Мы отлично умели экономить алкоголь, который выписывали канистрами для протирки аппаратуры. В это время около меня внезапно, как джинн, появился рядовой Хатамов. Наверняка он подслушал указание командира и знал о поставленной мне задаче.
– Может, помочь, товарищ старший лейтенант?

Глаза Хатамова горели жаркими огнями Востока. В его далеком Узбекистане гостеприимство было визитной карточкой. К тому же он надеялся, что вовремя предложенная помощь будет способствовать получению отпуска. В сладких эротических грезах он каждую ночь представлял, как на секунду прикоснется к руке своей обожаемой Зуйны.

Я не возражал против помощи, тем более что Хатамов считался неплохим поваром в нашем отделении.
– У тебя есть закуска? – спросил я.
– Конечно, товарищ старший лейтенант.
– И что?
– Есть соленые огурцы, хлеб, вареная картошка и селедка.
– На четырех едоков хватит?
– Еще и останется.
– Отлично, давай быстро неси. А я за выпивкой.

Через пять минут капитан Бутко разлил по стаканам чистейший спирт, офицеры чокнулись. Я не принимал участия в застолье, чем приятно радовал капитана Лаврова, ценившего высокие моральные устои личного состава превыше всего.

– Ну, мужики, за Новый год, – рубанул командир.
Все чокнулись. Спирт отчаянно плеснулся в стаканах и отправился в офицерские желудки, не знающие пощады. Огурчики хрустнули на крепких зубах представителей самой сильной армии мира. Бобров крякнул, Лавров издал утробный звук, Бутко резко выдохнул, а я облизнулся. Стакан остывшего чая, который заменил мне хмельную чарку, так и остался нетронутым. Его грязно-коричневый цвет не добавлял праздничного настроения.

– Вот так, мужики. Новый год на носу. Всем быть в Доме офицеров. И с женами. Сплачивает. А ты как, двухгодичник? – командир обратился персонально ко мне как к наиболее ненадежному звену батальона.
– Я? Как все.
– Ну, то-то! Глядишь, и останешься в армии. Сделай подарок жене на Новый год. Квартира, обеспеченная жизнь, военные курорты и пенсия неплохая.
– Точно. Давай, старлей! Пиши прямо сейчас рапорт на двадцать пять лет. Ты же патриот? – вступил в обсуждение моих жизненных перспектив капитан Лавров.
– Товарищи офицеры! Давайте по второй, – вмешался капитан Бутко, уводя разговор от моей персоны.

Я знал Бутко полтора года. Он все время жаловался, что его недооценивают. Реальных перспектив никаких. Майорское звание заблудилось где-то в штабах. Пять лет службы в степи, на одном месте могли довести кого угодно до нервного срыва. Даже казахи периодически кочуют не только в поисках корма для овец и лошадей, но и для смены надоевшей обстановки. Мечтой Бутко была служба на Украине, где-нибудь под Харьковом, с последующим выходом на пенсию в Одессе.

– Давай, давай, наливай! – дружно поддержали Бутко Бобров и Лавров.
Вторая пошла легче. Ласточкой. Картошка с селедкой таяли прямо у меня на глазах. Про себя отметил, что каждый принял не меньше ста граммов чистейшего спирта. Но пить еще могли долго. Скудный стол не красил хозяина.

Я вышел из дежурки. Хатамов был тут как тут.
– Харчи кончаются, Хатамов.
– Есть НЗ.
– Тащи.
– Они сырые.
– Их что, много?
– Два десятка.
– Яйца, что ли? Откуда взял?
– Так точно, с кухни. Земляки там у меня.
– Пожарь.
– Сковорода есть, масла нет. Но можно пожарить на циатиме.
– С ума сошел! Это же смазка для механики. Отравим!
– Еще никто из отделения не отравился.

В это время открылась дверь дежурки и высунулась голова Бутко.
– Саш, закусь кончается. Они еще там хлопнули по два стопарика. Последние кусочки хлеба уплетают.
– Все, щас сделаем! Хатамов, давай жарь, – я принял истинно командирское решение.
– Сколько?
– Два десятка.

Хатамов закатил глаза от удовольствия, представив огромную черную сковороду, на которой шипела и фыркала огненная яичница, так похожая на солнце его родины. Я вернулся в дежурку.

За пять минут моего отсутствия ситуация резко изменилась. Бутылка спирта почти обмелела, перекочевав в головы высоких гостей. Бобров курил сигарету. Лавров доказывал ему прописные истины о вреде курения, на что командир не реагировал, а только нахально пускал в лицо контрразведчика аккуратные колечки дыма. Бутко посасывал скелетик селедочного хвостика. Стол был почти пуст. На тарелке лежала в гордом одиночестве надкусанная картошина. В стаканы для запивки спирта был налит огуречный рассол, что свидетельствовало о горячей фазе застолья.

– Сашка вернулся! – командир был под сильным хмельком и решил полностью отбросить уставные условности. – Ты ведь ученым был на гражданке?
– Нет, инженером.
– Но в оборонке на почтовом ящике. Не так ли? – Лавров продемонстрировал, что органы не выпускают ситуацию из-под контроля даже при принятии двухсот пятидесяти граммов спирта.
– Есть в ваших словах истина, товарищ капитан, – я решил соглашаться со всем, что скажут вышестоящие начальники.
– Они там все ученые! Белые воротнички! Вот Сашка закончит службу, поедет домой к себе на Волгу, а мы будем здесь куковать и пить этот чертов спирт, – в голосе командира проснулась пьяная тоска по цивилизации.
– Ну, не так пессимистично, – Лавров решил влить долю дежурного патриотизма и офицерского долга. – Мы здесь противостоим америкосам.
– Дурак ты, капитан, – Бобров решил достаточно открыто изложить свою точку зрения на армейскую службу. – Мы не господа офицеры, как это раньше было. И никто голос не мог повысить на нас. Ни генерал, ни маршал. Сразу сатисфакция. Дворяне!
– Это вы что же, о царской армии? Не к лицу вам, – насторожился Лавров и оглядел всех собравшихся сверлящим взглядом, сильно затуманенным винными парами.
– А это к лицу, когда меня на прошлой неделе комдив распекал матом при подчиненных, как мальчишку? А я стою навытяжку и твержу, как баран: так точно, есть, разрешите идти. Повеситься хотелось потом.
– Да, б…дь, с матом надо что-то делать, – вдруг внезапно вырвалось у Лаврова.
– Товарищ майор, нам пора. Дотемна не доберемся. В степи не заночуешь, – вступил в разговор доселе молчавший Бутко.
– Мы еще и не выпили, – Бобров уже и забыл свои обиды. – Давай, Бутко, за твое здоровье! И за Украину!
– В составе Советского Союза, – политически грамотно вставил Лавров. – У вас там на западе до сих пор недобитки с теплом вспоминают немцев.
– Не может быть, – решил я заступиться за западных украинцев. – Незадолго до армии я был в Карпатах. НКВД уже всех вычистил. Народ спокойный.
– Ох, многого же ты не знаешь, Александр, – с чувством явного превосходства произнес Лавров и тут же ядовито продолжил. – Ты почему в партию не вступаешь? Несогласный, что ли?
– Так ведь интеллигентов не берут без специальной разнарядки.
– Не, ты скажи, почему сейчас не вступаешь.
– Не вступаю, но поддерживаю. Сторонник, так сказать. Я – за! Кто против, что я за? Коммунизм – будущее человечества! Слава КПСС! Верным путем идете, товарищи!

Я произнес всю эту околесицу на одном дыхании, предчувствуя дебаты с контрразведкой. Капитан Лавров приготовился к идеологическому ответному удару, но в это время открылась дверь, и в дежурку ввалился заспанный Савчук в тельняшке и черных армейских трусах. Он очень смахивал на пьяницу, только что выпущенного из вытрезвителя. За его спиной стоял Хатамов с шипящей на сковороде яичницей.

– А вот и Савчук! – радостно воскликнул командир.
– И с яйцами, – добавил я, не удержавшись от соблазна вставить острое словцо. Армейской закваски, конечно.
– Да на горячей сковороде! – Лавров продолжил тему и прыснул в кулак. – Новогодний подарок женушке. Похлеще триппера будет!
Все заржали, кроме Савчука, который внимательно разглядывал собравшихся, как будто впервые их видел.

– Так что насчет партии? – внезапно снова вернулся к щекотливому вопросу Лавров.
– Пиши сразу две бумаги. В кадры и в партию, – Бобров явно усложнял для меня ситуацию.
– Нет, слишком серьезное испытание. Боюсь не правиться.
– А ты как хочешь, так просто проскочить по жизни стрекозой? Надо в горнило, прямо с головой. Чтоб отступать некуда было. В партию и в армию.
– Давай рапорт, давай рапорт! – заскандировали хором мои товарищи по батальону, в такт хлопая ладошами.

Справедливости ради надо отметить, что голос Бутко почти не прослушивался.
– Товарищи офицеры! Давайте налетайте на яичницу!

Замечание Бутко было встречено с воодушевлением. Хатамов ловко поставил шипящую сковороду на разделочную доску, и офицеры с аппетитом приступили к уничтожению глазуньи, приготовленной на технической смазке сомнительного качества. В какой-то момент ситуация могла выйти из-под контроля. Лавров оторвался тот яичницы и произнес страшную в тот момент фразу:
– Мне что-то напоминает этот вкус! Ах да, мама готовила такую. На деревенском масле.

Я вздохнул с облегчением и подумал, что отечественная промышленность не так уж и плоха, раз контрразведка не может отличить смазку для антенн от деревенского подсолнечного масла. Хатамов, внимательно следивший за трапезой, заговорщицки подмигнул мне правым глазом.

Савчук стоял в трусах, всеми забытый и никому не нужный. Потом он тихонечко присел на краешек диванчика и взял недопитый кем-то из гостей стакан спирта. Понюхал его и, не обращая внимания на начальников, медленно и с достоинством осушил. На лице Савчука расплылась дурацкая улыбка, после чего он без страха и упрека засунул вилку в общую сковороду. Через некоторое время все отвалились от яичницы.

– Во, теперь нормально, – подытожил командир. – Щас бы чайку, и поедем. Слышь, старлей!
– Чай, товарищи офицеры!
Батальонный джинн Хатамов, о котором на время все забыли, стоял в дверях в позе вышколенного официанта столичного ресторана. В одной руке он держал огромный медный чайник, в другой – поднос с пряниками, обожаемыми всем рядовым личным составом части.

– Молодец, сержант! После Нового года – в отпуск! – командирская щедрость не знала границ после поллитра спирта.
– Есть! – Хатамов чуть не подпрыгнул до потолка.
– Что нужно русскому солдату? – командир решил развить тему. – Хлеб, чай и...
– Женщина на ночь, – внезапно встрял сильно захмелевший Савчук. Возможно, он еще не отошел от эротических снов, часто посещавших молодых офицеров на боевом дежурстве.

– Эдак ты далеко пойдешь, лейтенант, – Лавров продолжал гнуть линию высокой морали, хотя язык его основательно заплетался.
– Ну и что? – мягко возразил Савчук. – Без женщин жить нельзя на свете, нет! – пропел он нежным голоском отрывок из Штрауса.
– Без родины нельзя, Савчук. Тем более такой, как наша.
– Так точно, товарищ капитан, – вступил в разговор окрыленный Хатамов, пытаясь упрочить свое продвижение к обещанному отпуску.
– Вот, даже сержант... как тебя там?
– Хатамов.
– Молодец, чувствуется отличник боевой и политической подготовки!

Бедный Лавров даже не предполагал, что Хатамов просто в принципе не может усвоить основные знания, необходимые солдату. Зато в солнечном Узбекистане хорошо знают, как надо жить в суровых условиях: подальше от недоброжелателей, поближе к харчам. Хатамов расплылся в улыбке.

Почувствовав аудиторию, капитан Лавров начал бесконечный монолог о патриотизме, самоотдаче и офицерской чести. В это время Савчук решил блеснуть знаниями в области современной музыки и начал что-то впаривать командиру, который твердил одну и ту же фразу: «Пустое это все, не наше!». Бутко сидел в сторонке и слушал бред своих товарищей, покачивая из стороны в сторону совсем осоловевшей головой. Я смотрел на всю эту фантасмагорическую сцену и думал только о том, чтобы все скорее закончилось. Трезвый среди пьяных – как мертвый среди живых. Я вышел в коридор, осторожно притворил дверь и прислонился к косяку. Уже совсем стемнело. Гостям пора, подумал я. В это время дверь распахнулась, и вся компания вывалилась в коридор.

– Итак, запомни, – наставлял Лавров Хатамова. – Три источника и три составных части марксизма-ленинизма! Чтоб как орехи от зубов отскакивали!
– Так точно, товарищ капитан! Как три колодца!
– Ну, у тебя Хатамов и образное мышление!

Командир объяснял Савчуку что-то про стрельбу из автомата. Бутко держал в руках какую-то электрическую схему, пытаясь включить в мыслительный процесс трудно соображающую голову. Через несколько минут гости натянули шинели и с песней «Шумела в поле злая осень…» вывалились на воздух. Я стоял в дверях нашей станции и смотрел, как они садились в командирский уазик. Потом помахал им рукой, но ответа не получил. Уазик скрылся. Передо мной лежала белая степь, бесконечная, как и предстоящая мне жизнь.

Через много лет я кое-что узнал о судьбе моих товарищей по оружию. Майор Бобров ушел в отставку в чине подполковника и уехал в какую-то деревеньку под Саратов. Там он удил рыбу и поражал местных пьянчужек рассказами о суровой службе в ракетных войсках стратегического назначения. Капитан Бутко попал в психушку, из которой вышел через несколько лет и устроился грузчиком на овощной базе. Капитан Лавров погиб в Афганистане, вытаскивая из горящего танка водителя. Душманская пуля вошла ему прямо под левый сосок груди. Его похоронили с почестями и забыли навсегда. Лейтенант Савчук сделал головокружительную карьеру и дослужился до генерал-лейтенанта. Уже в чине генерала он женился на молодой женщине, которая родила ему двух прелестных девочек, похожих, как две капли воды, на своего отца.

Расскажите коллегам:
Эта публикация была размещена на предыдущей версии сайта и перенесена на нынешнюю версию. После переноса некоторые элементы публикации могут отражаться некорректно. Если вы заметили погрешности верстки, сообщите, пожалуйста, по адресу correct@e-xecutive.ru
Комментарии
Участники дискуссии: Игорь Витюк, Вячеслав Антонов
Вице-президент, зам. гендиректора, Московская область

Спасибо, Вячеслав! Прекрасный рассказ-быль. Хоть я служил и в войсках Ракетно-космической обороны, но Ваша история напомнила подобные случаи времён моей офицерской службы...

Директор по PR, Самара

Спасибо , Игорь, за добрую оценку. Если Вы укажите свой адрес, то я вышлю недавно вышедшую мою книгу ''Начало начал'' с авторскими пожеланиями непосредственно Вам. Информация о книге размещена и на сайте Exe.

Вице-президент, зам. гендиректора, Московская область

Буду, Вячеслав, признателен за книгу. Адрес: 121069, Москва, ул. Б. Никитская, д. 50/5, стр. 1, комн. 30.
С уважением, Витюк Игорь Евгеньевич

Директор по PR, Самара

Игорь, добрый вечер! Книгу отправил. Буду признателен, если по прочтении дадите свою оценку. Спасибо.

Вице-президент, зам. гендиректора, Московская область

Спасибо, обязательно откликнусь рецензией.

Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
Статью прочитали
Обсуждение статей
Все комментарии
Дискуссии
Все дискуссии
HR-новости
Почти половина россиян сталкивалась с синдромом самозванца при повышении

Они сомневались, что заслуживают новой должности, и были не уверены в своих компетенциях.

Премия E+ Awards открыла набор в жюри юбилейного сезона

Заявки принимаются до 31 декабря 2024 года.

Четверть россиян на удаленке испытывают больше стресса, чем в офисе

Многие удаленные сотрудники отмечают, что в домашней обстановке даже больше раздражителей, чем в офисе.

Россияне оценили пользу программ онбординга

Большинство работающих россиян признались, что программы адаптации положительно сказались на их продуктивности.