Олег Банных: О русском управлении

Олег Банных

Чем русское управление отличается от нерусского?

Олег Банных: По-моему, Владимир Соловьев написал, что в рассуждениях о национальных особенностях: «Важно не то, что мы думаем о себе во времени, а что Бог о нас думает в вечности». Что думает Бог о русских в вечности, одному Богу известно, но по свидетельству философа Александра Дугина, ангелы при слове «русский» падают в обморок. Поэтому нет более неблагодарной работы, чем поиск формулы русской души, в нашем случае – души управленца.

Согласен, что описать формулой сложно не только русскую, но и всякую иную душу, но ведь понимание культурных основ управления – одна из главных проблем управленческой науки…

О.Б.: У Ивана Ильина и некоторых других русских философов есть удивительно точная классификация народов по степени преобладания в каждом из них одной из трех человеческих ипостасей: рассудочной, волевой и чувственной. Например, Америка – это нация-идея, человек любой крови может стать американцем, заразившись американской идеей-мечтой. У немцев впереди не идея, а воля: ерсте колонне марширт, цвайте колонне марширт…
Русские – это не идея и не воля. Это – чувство. Русское проявляется в чувстве. Главное для нас – не рассудочное «правильно-неправильно», не волевое «выгодно-невыгодно», а чувственное «нравится – не нравится». Ежели что-то любо – значит это правильно и выгодно. Если у человека сердце впереди воли и ума, пиши – русский, даже если он японец.

Сердечность – это единственное отличительное свойство русского управленца?

О.Б.: Еще есть наблюдение, что если русский заговорил о морали, то есть о волевых правилах порядочности, принятых у французов и немцев, то денежки лучше перепрятать. Василий Розанов про себя, как русского сказал очень точно: я еще не такой подлец, чтобы думать о морали. Уж что точно можно сказать про русских – они не моралисты. И денежки лучше перепрятать потому, что русский их именно полюбил. И если при этом он разглагольствует о нестяжательстве, то эта такая русская хитрость: натягивать на лицо личину морали, чтобы спрятать за ним реальную подлость. Или одеть на себя маску проходимца, чтобы скрыть за этим святость.

И как же русским делать бизнес, если они к деньгам относятся не рационально, а с чувством?

О.Б.: Для русского деньги важны не сами по себе, они есть мерило некой правды жизни. Кстати, «правда» и «управление» – не однокоренные ли слова? Русский язык единственный, в котором «правда» – это и истина («найти правду») и справедливость («сделать по правде»). А, как известно, истина и справедливость в чистом виде в нашем мире не водятся, это нечто предельное, всегда манящее на горизонте, но не достигаемое. Стремиться к правде – это идти к предельной цели. И потому русский в норме своей живет в предельных состояниях, шатаясь между небом и преисподней. Рациональность же – это буржуазное свойство. Сущность буржуазии, по выражению не помню кого, есть отказ от мечты. Настоящей мечты, за которую и голову положить легко. Для русского советский мечтатель о «квартире-машине-даче» такая же сволочь, что и немец-бюргер, всерьез считающий, глядя на свою булочную, что жизнь удалась.

Тебе не кажется, что наш народ уже устал от предельных целей?

О.Б.: Наш народ действительно устал от предельных целей и потому все меньше в нем остается русского. Максимум нашей нынешней мечты – удвоение харча. Впрочем, предельная цель – это ведь не обязательно «великая» цель, то есть непременно какое-то новое счастье народов. Обыкновенная цветочница, с любовью творящая красоту букета с целью доставить радость покупателю, а не с целью поиметь его деньги, стремится к цели предельной и великой.

Не об этом ли пишут все современные гуру управления?

О.Б.: Если всерьез принять современных гуру за гуру, то соглашусь с тобой – почти в каждом из них почил русский дух. Когда Йеспер Кундем советует заменить аморфную корпоративную культуру корпоративной религией, в нем пророчествует русский. Дело не в том, что новая религия может стать очередным идолищем, а в том, что всякая религия – это область предельных целей. Когда Кьелл Нордстрем настаивает на том, что наступает время плясок капитала под дудку талантов и называет это стилем фанки – пусть будет фанки. Несмотря на то, что Кьелл скандинав, он ясно передал русский принцип свободной личности, о котором – вся русская философия, не говоря уже о православии. Когда японцы тщательно и упорно переносят принципы семейной жизни на работу огромных корпораций, реально пробуя воплотить в жизнь русский принцип соборности, то, несмотря на различия в богах, культурах и анатомии – мы с ними одного духа.

И как этот приоритет чувства над волей и разумом влияет на управление?

О.Б.: Иногда решающим образом. Например, всем известна какая-то фатальная неспособность русских жить по регламенту: у них два пельменя одинаковыми с трудом лепятся. Почему, например, русский не может сделать хороший конвейерный автомобиль? Потому что любой конвейер – это терпение стандарта и регламента. Что может быть убийственнее регламента для свободного чувства, и наоборот?

Но ведь регламент – это основа успешного бизнеса…

О.Б.: Регламент – основа успеха не всякого бизнеса. Хотя вместе с тем же Иваном Ильиным соглашусь, что одна из задач нашего народа – это воспитать в себе вкус к форме, к дисциплине. То есть подчинить свое бунтарское начало регламенту. Но подчинить только для того, чтобы усилить творческое начало. Регламент и творчество – это два конца одной палки.

С трудом верится, что мы будем терпеливее немца, японца, а уже теперь и китайца в конвейерных производствах…

О.Б.: Но многие сегодня сошлись на том, что наступает эра разделения труда по жизненному циклу продукта. То есть одни придумывают продукт, вторые его тиражируют, третьи продают, четвертые обслуживают, пятые утилизируют. Погляди на IBM – она уже мало что производит сама. Глобальные компании сосредотачиваются на трех вещах: работе с нашими умами и сердцами, внедряя в них ценности, образы, идеологии; придумыванием под эти ценности товаров и услуг и, наконец, сборкой цепочек из независимых производителей для производства этих товаров и услуг.

Ты надеешься, что русские, в силу преобладания у них творчества над дисциплиной, будут придумывать продукты и их бренды?

О.Б.: Другого выхода нет ни для русских, ни для нерусских. То, что русские в массе своей не смогут создать более эффективное массовое производство, чем китайцы – это ясно. Ясно также, что современный брендинг – это тоже в массе своей какое-то варево глупостей и пошлостей. Бренд – это понятие не экономическое, а религиозное. Раз уж мы дожили до таких времен, когда смыслы жизни кодируются в товарных носителях, то лучше бы это кодирование производили люди более культурные. И потому про то, как делать бренд надо учиться не у Линдстрома и Гэда, а у, например, Алексея Федоровича Лосева по «Диалектике мифа».

Так в чем же главная идея «русского управления»?

О.Б.: Ты знаешь, я пробовал с некоторыми российскими специалистами обсудить идею русского управления и у меня ничего не получилось. Это были хорошие специалисты, консультанты по управлению, но из числа разного рода «кибернетиков», выучившиеся на рациональных схемах и технологиях управления ракетами и прочими бездушными чудесами техники. Для них «русское управление» – это что-то вроде потешной казачьей сабли на румяном любителе русской старины. Их аргумент: мол, хватит тут разводить соленую капусту с квасом, надо быстро заимствовать «мировой опыт менеджмента».

А что тревожного для русского чувства, например, в «мировом менеджменте»?

О.Б.: Первая проблема в том, что большая часть общедоступных методов «мирового менеджмента» по уровню своего волюнтаризма немногим лучше учения чучхе. Любой доктор подтвердит, что даже при принятии наговоренной бабкой водопроводной воды, может наблюдаться какой-то процент ремиссии самых тяжелых заболеваний. В управлении тоже есть какой-то процент самоисцеления и это счастье смело можно приписать «мировому менеджменту». Подчеркиваю – я говорю именно об общедоступных методах управления, которые можно почерпнуть в книгах и других открытых источниках. Реальными технологиями управления, которые разрабатываются, например,в институте Санта-Фе или корпорации РЭНД, никто в открытую делиться не будет. По словам Александра Неклессы, наука управления стремительно движется к новому эзотеризму, к новому тайному знанию, которое делит людей на посвященных и профанов.

Опять какая-то конспирология…

О.Б.: Ну тогда надо назвать конспирологией, например, эзотеризм атомных технологий. Технологии управления – это в наше время один из главных стратегических ресурсов и для бизнеса и для военных и для государств в целом. Нам надо бросить надежду, что мы его получим в полном виде через доступные каналы заимствования – консалтинг, бизнес-образование или даже через бизнес-интеграцию.

Но ведь консалтинг и бизнес-образование на то и назначены, чтобы быть каналами такой передачи?

О.Б.: Не знаю, как за рубежом, а у нас консалтинг и бизнес-образование – это только ликбез. Часто – для самих консультантов. Наш брат зачастую тренируется на клиенте за его же деньги. Сам не раз это проделывал. Впрочем, не считаю это зазорным – у каждого начинающего врача должен быть первый пациент. А в сфере управления мы все – начинающие, в том числе и «врачи»…

Возвращаюсь к идее «русского управления»…

О.Б.: Да, мы остановились на том, что кибернетики, создавшие современные чудеса техники, не могут в своих технологиях подняться далее управления механическими (детерминированными) и биологическими (самонастраивающимися) системами. А бизнес – это социальная система, где каждый элемент не просто часть механизма или организма, дисциплинированно работающий по ясным управленческим командам. В социальной системе, собранной из людей, каждый человек, в принципе, сам себе господин и сам способен выстроить свои цели по отношению ко всей системе. И, в таком случае, есть два способа двинуть весь бизнес в едином направлении: либо лишить каждого работника способности выбирать (что и делается с помощью различных корпоративных психотехник обработки сознания), либо создавать в компании атмосферу реального единства, когда каждый сознательно воспринимает общие цели, как свои. И вот здесь начинаются существенные культурные различия…

Какие?

О.Б.: Тут надо немного пофилософствовать. Как сказал Сергий Булгаков: организация – это кристалл человеческого духа. Потому бизнес – это воплощенный дух его создателя. Творец в своем творении воспроизводит самого себя, он творит, в том числе и бизнес, по своему образу и подобию.
А как устроен человек? Человек состоит из тела, системы управления телом (душа, психика) и духа, к которому относят вера и прочие высшие чувства. Причем, все это строение строго иерархично: внизу тело, далее – психика, и вершит все дух. Так же и в бизнесе; у него есть «тело», собранное из разных активов, которые и делают дела. Есть система, управляющая телом бизнеса («психика»), а также есть дух, как совокупность корпоративных философии, принципов, миссии и прочих едва уловимых сущностей.
Эта иерархия «дух-психика-тело» выстроена по принципу изменения степени свободы: на телесном уровне свободы минимум, здесь господствует, так называемая ортопраксия – правила правильного поведения. Бизнес не может нарушать технологические регламенты, так же, как человек не может нарушать своим телом закона всемирного тяготения. На уровне психики (системы управления) свободы больше, на «этаже» духа–полная свобода: «дух дышит, где хочет».
Духовный уровень – это уровень ортодоксии, правил веры, а не поведения. Но при всей свободе духовного выбора, например, свободе выбора миссии или философии компании, ошибки в этом выборе гораздо тяжелее сказываются на судьбе компании, чем ошибки в выборе «телесной» технологии. Компания есть то, во что она верит. Ее система управления и активы-тело («нижние этажи») лишь воплощают «вероучительные установки», точно так же, как повседневная жизнь человека есть выявление его философии, даже если об этой философии он никогда не задумывался. До сих пор наука управления занималась, в основном, технологиями на уровне «тела» и «психики» бизнеса. До духа начали доходить только в последнее время. Но, к несчастью, за эти неуловимые материи, как правило, мы беремся с забралом палача, желающего разобраться в тонкостях души своей жертвы…

Вообще-то о миссии, философии, корпоративной культуре существует множество довольно приличной литературы…

О.Б.: Мне думается, что проблема здесь как раз в потере нами духовного вкуса. Человек легко отличит тухлую колбасу от свежей только потому, что нормой является свежесть, а не тухлость. Но если его с детства кормить тухлятиной, то она и будет нормой. Духовная пища тоже ведь бывает разной степени свежести. Если меня, например, до 25 лет кормили марксизмом, до 35 – либерализмом, заполняя промежутки рекламной похабщиной, то только небольшие и почти случайные вкрапления Чехова и Достоевского перед сном помогают понять, что основное питание моего духа – помои…

Ты считаешь, что корпоративные философии и миссии – это духовные помои?

О.Б.: К счастью, в большинстве случаев, они подобны призывам КПСС к Первомаю, типа «Доярки – доите, коровы – доитесь!» и потому не трогают ни души, ни тела, а значит – безвредны. Но на духовном корпоративном уровне начинают работать специалисты по религии. Это ребята серьезные, отточившие свое мастерство на раскрутке огромных религиозных корпораций, типа секты Муна или церкви сайентологии. В принципе, определение «религиозные» по отношению к ним здесь излишне. Это обыкновенный бизнес, просто они раньше других положили в его основание не тело, не активы, а хорошо продуманную ортодоксию. Синтез их опыта и потребностей в развитии духовной составляющей в жизни «обычных» организаций может привести к созданию множества корпоративных сект со своими пророками и апостолами, вероучениями и псалмами.

И что здесь плохого? Пусть цветут все цветы…

О.Б.: Мы говорили не о просто цветах, а о духовных «цветах» и духовных «помоях». Дух – это самая могущественная часть нашего бытия. Отравленный организм может излечиться за несколько дней. Отравленный дух может испортить жизнь человека навсегда. То же самое с духом компании: неправильно выбранная система заповедей не только может привести компанию не туда, она может погубить связанных с компанией людей. И вот здесь нужно просто воспитание духовного вкуса. В этом отношении в выигрыше те страны, где тысячелетиями господствовали ортодоксальные духовные культуры, к которым, кстати, относится Православие. В православных традициях мало кто разбирается в наше время, ведь и в более благообразные времена отмечали, что «Русь крещена, но не просвещена». Но есть надежда, что наш народ не утратил «ген» христианской или исламской культуры, которые высотой своих призывов «поставят на место» современных корпоративных апостолов. Возможно, именно, в этом будет основной вклад русской управленческой школы в развитие мирового менеджмента…

Беседовал журнал National Business.