Профессор практики Московской школы управления «Сколково», руководитель проектной работы Центра развития образования Андрей Щербенок рассказал об особенностях российской системы образования, «утечке мозгов» и «технологии производства элит».
Ирина Непорядкина: Сегодня идут бурные дискуссии о том, где лучше получать знания — в России или за рубежом. В чем, на ваш взгляд, заключаются различия систем образования в разных странах?
Андрей Щербенок: На самом деле отличий российской системы от зарубежных не так много. Если сравнивать, например, российское и американское образование, то разница в том, что в США оно платное, там много частных университетов, по-другому строится финансирование. Если проводить параллели с европейской высшей школой, то там тоже много частных вузов, но обучение достаточно дешевое. Не думаю, что в России есть такие особенности, которых больше нигде нет, в нашей стране также действует ряд мировых трендов. Сама система образования довольно уникальная, но она в каждой стране такая. Отечественные университеты находятся в довольно тяжелом состоянии из-за крайне болезненного перехода от советской системы к нынешней. Этот процесс проходил не очень эффективно, не было финансирования в 1990-е годы, профессионалы покидали вузы.
И.Н.: Можете ли вы выделить какие-нибудь преимущества российской системы образования?
А.Щ.: Все говорят о том, что в российских вузах качественная фундаментальная подготовка. В пример приводят элитные университеты, вроде Физтеха, где учатся ребята, которые окончили физмат-школу. Наши бакалавры или специалисты знают физику и свой профиль лучше, чем выпускники ряда американских вузов, ведь наши учащиеся начинают углубляться в предмет уже в 9-10 классах, в отличие от своих сверстников-иностранцев, которые физикой в школе занимались мало, потом два года думали, какую им выбрать специализацию, и лишь оставшиеся два года посвятили изучению предмета. Еще пример: дизайнеры говорят, что у нас отлично поставлен академический рисунок, не на компьютере, а именно от руки. Поэтому базовые знания — бакалавриат — лучше получать в России. На следующем уровне преимущества исчезают. В аспирантуру следует поступать за рубежом, потому что даже Физтех не выдерживает конкуренции на этой ступени. У нас в стране недостаточно хороших ученых и оборудования в вузах.
И.Н.: Недостаток специалистов — с чем это связано? «Утечка мозгов» на Запад?
А.Щ.: «Утечка», кстати, ослабевает. Когда я учился в СПбГУ в 1990-е годы, то все, кто мог заниматься естественными науками, планировали уехать: в России за науку не платили денег. Сейчас другая ситуация. Я общался с нынешними студентами физического факультета МГУ, и мало кто собирается уезжать, чтобы заниматься наукой. Все желают пойти работать в какую-нибудь фирму или госструктуру, потому что наука — занятие трудоемкое, ты должен себя целиком посвящать этому делу. В Советском Союзе было иначе: если ты умный, то обязан идти в науку. Сейчас этого нет. Умнейшие люди работают в бизнесе, получают там деньги и замечательно себя чувствуют. Сотрудники MIT (Массачусетского технологического института) мне рассказывали, что к ним приезжают поступать выпускники российских вузов, но берут их уже не так охотно, как раньше. Не потому, что у студентов подготовка стала хуже по сравнению с 1990– ми годами, а из-за того, что люди стали ленивые, и за стипендию в $2000 никто не хочет напрягаться. «Утечка мозгов» сокращается, потому что становится меньше мозгов, которые хотят заниматься наукой. На уровне уже состоявшихся ученых этот процесс тоже неактивен: все, кто мог и хотел, уже уехали. Очень актуальна задача — вернуть этих людей назад, чтобы они хотя бы какую-то часть времени работали в России. Сейчас для такого сотрудничества есть масса уникальных и интересных программ по привлечению соотечественников.
И.Н.: Какова роль государства в повышении качества образования, применении тех знаний, которые студенты получили в вузе? Как государство помогает студентам реализоваться? Что делает и что может сделать?
А.Щ.: Государство — это множество субъектов. Министерство образования РФ борется за качество: вводит нормативы, ставит университетам задачи. В частности, есть программа повышения конкурентоспособности российских вузов. 14 университетов получают господдержку с учетом того, что они будут повышать свой уровень, расти в международных рейтингах. Эксперты оценивают их научный уровень, количество публикаций, цитируемость, узнаваемость. В этом смысле государство пытается увязать финансирование с улучшением качества образования и университетской науки. Но возникает другая проблема. Если страна готовит хорошего инженера, но в России нет производства, где он может применить знания, то получается, что инженера приготовили для другой страны. Это не в интересах государства. Парадокс: выгодно готовить специалистов похуже для реалий данной страны, чтобы специалисты не уезжали на Запад, а приносили пользу национальной экономике. Допустим, не развиты в России хайтек-сферы, поэтому нужно учить эксплуатационщиков, которые будут обслуживать завод «Форд» или какое-нибудь устаревшее советское производство. Но таким образом мы консервируем ситуацию: нам некуда развиваться. Поэтому подобная идеология не верна в долгосрочной перспективе. Нужно готовить специалистов уровнем выше, чем потребности существующей экономики, в надежде на то, что планка будет расти.
И.Н.: А как быть с тем, что некоторые вузы сегодня выпускают невостребованных специалистов, а инновационные предприятия, где нужны высококлассные инженеры, нуждаются в кадрах?
А.Щ.: Это не только российская проблема, такую несогласованность отмечают во всем мире. У нас сохранились советские специальности, которые абсолютно не коррелируются с современными потребностями. Один из способов этот разрыв компенсировать — вовлечение будущего работодателя в процесс образования, чтобы он сам заказывал программы в университетах. Кстати, какие-то дисциплины могли бы преподавать инженеры из компании-работодателя. Но тут мы сталкиваемся с нежеланием, преимущественно частных корпораций, вкладываться в образование. Они руководствуются следующей формулой: корпорация платит налоги государству, которое должно обеспечивать их кадрами. Кто захочет платить дважды — и в казну, и отдельно за подготовку специалистов. Другое дело, когда при возникновении необходимости создаются корпоративные университеты.
Кроме того, распространенное у нас представление о том, что в бакалавриате тебя подготовят, и ты всю жизнь будешь работать без лишних усилий, уже не действует: слишком быстро все меняется. Специалисту необходимо после базового высшего образования идти как минимум в магистратуру. Нельзя забывать, что с течением времени развиваются и технологии. Сейчас очень популярна тенденция среди людей 30–40 лет получать дополнительное образование. Это те, кто уже сменил несколько мест работы, в чем-то себя попробовал, возможно, наметил дальнейшие пути развития.
И.Н.: Так на чем же делать акцент — на переобучении состоявшихся специалистов или на ранней профориентации? Что сегодня более выгодно?
А.Щ.: Система должна быть полиморфной. Большинство абитуриентов, закончивших школу, не знают, кем они хотят работать, для них главное — поступить и сначала расширить свой кругозор. С другой стороны, есть 30–40-летние люди с большим опытом и очень конкретными образовательными потребностями. Поэтому единого рецепта быть не может. Важно сделать образовательную систему более гибкой, чтобы она предполагала возможность выбора не только специальности, но и формата обучения, заточенного под ту или иную задачу.
И.Н.: А как на Западе отлажен процесс взаимодействия вузов и работодателей? Там корпорации заинтересованы в получении нужных кадров?
А.Щ.: На Западе есть университеты, которые функционируют исключительно на средства и по заказу корпораций, где формируются масштабные научно-исследовательские кластеры, готовятся кадры. Есть и другой формат университетов, которые дают фундаментальное образование и существуют на государственное финансирование или на средства фондов, распределяющих на конкурсной основе гранты на исследования. Есть масса других форматов, и я считаю, что Россия должна пойти по подобному пути.
И.Н.: Как вы себе представляете форсайт российского образования? Что происходит сейчас? Преобладают позитивные тенденции или, скорее, наоборот?
А.Щ.: Российское университетское образование сталкивается с целым рядом вызовов. Один из них — глобальное распространение онлайн-образования: появляется все больше бесплатных ресурсов с качественным контентом от ведущих мировых университетов. Множество программ от зарубежных профессоров в свободном доступе конкурируют с менее престижным российским образовательным продуктом. Возникает угроза потенциального оттока абитуриентов, стремящихся овладеть мировыми стандартами знаний. Хотя онлайн-курсы зарубежных университетов можно использовать и как ресурс, интегрируя их в обычные образовательные программы.
С этим связан другой тренд: университеты перестают быть сокровищницей знаний. Еще 20 лет назад, если ты хотел что-то узнать и чему-то научиться, ты шел в высшую школу. Там были люди, которые обладали знаниями, библиотеки с необходимой информации. Сейчас проблемы с доступом к знаниям нет — почти все есть в Интернете. Поэтому университет должен иметь другие конкурентные преимущества. Например, научить работать с информацией. Когда ее становится слишком много, необходим отбор. Университет должен учить разрабатывать, продуцировать, анализировать. Для этого нужна живая критика от преподавателя, обсуждение сделанного. У нас в большинстве университетов до сих пор доминируют поточные лекции, польза от которых невелика. Относительно мало индивидуальной работы со студентами, как проектной, так и семинарской. В этом плане мы проигрываем зарубежным вузам. Там в социогуманитарных дисциплинах основная работа профессора — это анализ студенческих работ и индивидуальная корректировка их исследовательской деятельности.
Данная публикация предпринята в рамках партнерского проекта Executive.ru и журнала «Стратегия»
Ирина Непорядкина
Не могу во всем согласиться с коллегой: уж больно его взгляд на происходящее упрощен. На самом деле, как мне кажется, все намного проще и сложнее. У нас корень зла кроется в отсутствии комплексного динамичного подхода к системе подготовки кадров, где отдельно живут чиновники от образования и отраслей экономики, не общаясь с экспертным сообществом и коммерческими учебными заведениями. Много лет каждый тянет одеяло в свою сторону, обновляют профстандарты тогда, когда уже все ''протухло'', причем в последний момент руками тех, кого нашли в срочном порядке. А потом все остальные (образование), начинают латать дыры как умеют, поскольку обязаны соответствовать этим новым стандартам. Где уж тут наладить что-то ценное, востребованное. В том же дистанционном образовании посмотрите на разницу в подходе к обучению между той же Coursera и нашим Интуитом... Слепому видно, что у этого всего просто нет ''единой головы''. Плюс плоды информационной войны, вколотившей во многие головы миф о том, что ''там'' все лучше. Я долго жила и работала за границей, прордолжаю сотрудничать с мировым экспертным сообществом, обучать студентов и взрослых специалистов. И мое мнение однозначно: у нас гораздо выше обучающий потенциал, гораздо лучше ''мозги'' и эта тенденция положительна. Никто не запрещает включать в систему лучшие зарубежные наработки, это полезно. Но ''тамошнее'' образование растит специалистов с ''тамошним'' мышлением. А наша жизнь несколько другая, и пытаться чуждый нам способ мышления, теории и наработки слепо использовать в нашей среде не стоит: результаты этого мы особенно ярко видим в среде управления. Кстати, международные управленческие стандарты превращаются в наши ГОСТы с огромным опозданием и с отсутствием понимания в разнице среды применения. Нам бы вновь научиться свои разрабатывать, да целостность терминологии сохранять, гармонизируя эту работу с международной.